Юлия УГРЮМОВА. Спецпереселенцы Ленского района в 1930-1940 годах в воспоминаниях очевидцев

Глава вторая.

Условия жизни спецпереселенцев.

С первых дней пребывания спецпереселенцев в этих краях и долгое время потом многие беды будет преследовать их: непривычные морозы, болезни, но главным бедствием будет кончено же голод, он будет причиной смертей для десятков и сотен попавших в эти края людей, фоном, на котором все это: размещение, болезни, бездорожье, теснота жилищ - выглядело особенно зловеще.

«В первые годы жизни в «кулацкой ссылке» положение спецпереселенцев было крайне тяжелым. Так, в докладной записке руководства ГУЛАГа от 3 июля 1933 г. в ЦКК ВКП (б) и РКИ отмечалось: «С момента передачи спецпереселенцев Наркомлесу СССР для трудового использования в лесной промышленности, т.е. с августа 1931 года, Правительством была установлена норма снабжения иждивенцев - с/переселенцев на лесе из расчета выдачи в месяц: муки 9 кг, крупы 9 кг, рыбы 1,5 кг, сахару 0,9 кг. С 1 января 1933 года по распоряжению Союзнаркомснаба нормы снабжения для иждивенцев были снижены до следующих размеров: муки 5 кг, крупы 0,5 кг, рыбы 0,8 кг, сахару 0,4 кг. Вследствие этого положение спецпереселенцев в лесной промышленности, в особенности в Уральской области и Северном крае, резко ухудшилось ... Повсеместно в леспромхозах Севкрая и Урала отмечены случаи употребления в пищу разных несъедобных суррогатов, а также поедание кошек, собак и трупов падших животных ... На почве голода резко увеличилась заболеваемость и смертность среди с/переселенцев. По Чердынскому району от голода заболело до 50% с/переселенцев ... На почве голода имел место ряд самоубийств, увеличилась преступность ... Голодные с/переселенцы воруют хлеб и скот у окружающего населения, в частности у колхозников ... Вследствие недостаточного снабжения резко снизилась производительность труда, нормы выработки упали в отдельных ЛПХах до 25%.

25 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования. 1991, N10. С.11.

Истощенные спецпереселенцы не в состоянии выработать норму, а в соответствии с этим получают меньшее количество продовольствия и становятся вовсе нетрудоспособными. Отмечены случаи смерти от голода с/переселенцев на производстве и тут же после возвращения с работ...».²⁵

Аналогичная картина наблюдалась и в Ленском районе. 26 июля 1930 года переселенческий пункт сообщал райисполкому: «Положение с продуктовым снабжением переселенцев угрожающе. Примите меры воздействия...».²⁶ Год спустя положение с продовольствием оставалось столь же критическим. Заброска грузов, в том числе и продовольствия, происходила по зимнику и заканчивалась обычно в апреле.

26,27 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 99.

По состоянию на 23 марта 1931 года на поселки Ягвель, Уктым, Пантый на апрель-ноябрь «...из потребности для пропитания спецпереселенцев муки 455 тонн было завезено 46, крупы из 72 тонн - 11, рыбы из 115 тонн - 6, из 29, 4 тонн соли - 400 килограммов. В целом к началу бездорожья было завезено менее десятой части продовольствия, необходимого по скудным нормам переселенцев».²⁷

Рассказывает Елена Ивановна ТОЛСТИК, жила в поселке Тесовая.

Кто бы из спецпереселенцев ни вспоминал те годы, тему голода не мог обойти никто. Вспоминает Елена Павловна Толстик:

«Голодали страшно, некоторые через это и с ума сходили. Хлеба давали по 500 граммов тому, кто работал, да по 150 неработающим. Кроме хлеба давали иногда крупы. Дадут сорок граммов, в горсти ее несешь, пока идешь голодный - съешь всю крупу. Ходили пестики в лесу собирали. Мама их напарит - для нас это вроде как шоколад.

...Я помню, у меня такой платочек был. Увидела женщина из деревни: ты дай мне платочек, так я тебе ведро картошки дам. Сняла я платочек с головы и принесла ведро картошки в поселок. Мама говорит: а я уж и грядку вскопала, прямо в лесу, между елок. Посадим, и у нас к осени картошка будет. Саму-то картошку съели, а глазки посадили. Люди увидели, что меж деревьев картошка всходит, ночью залезли и чуть всю не выдрали.

Когда поняли, что картошки не дождаться, стали ягоды носить, хлеб за них давали. Потом с братом в лес отправили. Я лес возила на сплав на реку. День закончится, пока лошадь распрягу, в барак приду, брат и мой, и свой хлеб получит.

28 О.Александров. «Тот ярушник я помню и сейчас...» Маяк, 26 сентября 1997 года. Стр. 3.

А голод был, вы не видали такого голоду... Он парень хороший был, а есть-то охота. До нар не успею дойти, бабы говорят: Володя и твой паек уже съел... Я терпеливая была, как-то раз семь суток ничего не ела. Все равно выжила...».²⁸

Но особенно жестоко расправлялся голод с теми, кто из-за возраста или плохого здоровья оказался неподготовленным к тяжелым условиям труда. А таких в этом северном крае было немало, и самыми страшными были этапы из Котласа в Яренск в 1932-1933 годах, когда в число спецпереселенцев попали кубанцы и кавказцы. Вот только один характерный эпизод из хроники тех дней. 18 марта в Котлас прибыли 1465 кавказцев, их надо было разместить с тем, чтобы потом отправить в сторону Яренска по рекам, которые еще не освободились ото льда. Прибытие такого числа переселенцев поставило городские власти в тупик: достаточного запаса хлеба не было. Положение осложнилось и тем, что 24 марта в Котлас прибыло еще 1400 ссыльных.

Выход нашли простой: освободиться от забот и отправить по замерзшей Вычегде оба этапа в Ленский район. «Исходя из потребного времени следования до Яренска этапируемых (10 - 12 дней) на каждого в сутки выходило по двухсотграмовой пайке, между тем как по действующему положению в пути следования ссыльным полагалась 600 граммов хлеба. Оставшиеся после прибытия эшелонов в Котлас хлеб, крупы, сахар, консервы были «оприходованы» милицией и фактически прикарманены ее работниками».²⁹

29 В.П.Насонкин, П.Соколов. Этап в никуда. Часть I. «Совершенно несекретно». 16 апреля 1991 г. Стр.3.

Более того, когда этап отправился из Котласа в сторону Яренска, было видно, что в нем много людей больных и стариков, истощенных голодом. Им не под силу одолеть трудную дорогу. Значительная часть людей, несмотря на зимнее время не имела на ногах никакой обуви.

В результате весь путь от Котласа до Яренска был устлан трупами погибших.

30 В.П.Насонкин, П.Соколов. Этап в никуда. Часть II. «Совершенно несекретно». 16 июня 1991 г. Стр.3.

«Только на территории одного Ленского сельсовета, доносил в своем рапорте уполномоченный Ленского райотдела ПП ОГПУ Куранов 12 апреля 1933 года, умерло 20 человек. Трупы лежали по пять-шесть дней неубранными...»³⁰

История оказалась настолько скандальной, что получила не совсем привычное продолжение: под суд угодили порядка двадцати работников правоохранительных органов, в том числе и сотрудников всесильного ОГПУ. «Установить, хотя бы приблизительно, количество умерших в пути из обоих этапов не представляется возможным,

31 В.П.Насонкин, П.Соколов. Этап в никуда. Часть I. «Совершенно несекретно». 16 апреля 1991 г. Стр.3.

- анализируя показания обвиняемых по этому делу, заключал следователь по особо важным делам при Прокуроре республики Лев Шейнин, - из прибывших в Котлас 2680 человек до с. Яренск дошло 880 и из направленных далее из Яренска до Устьвыи 724 человек к месту назначения прибыли примерно 400. Таковы итоги мартовских этапов».³¹

Не меньше ужасов выпало на долю тех спецпереселенцев, кто оказался в майском этапе того же 1933 года, когда их, прибывших в Яренск, поместили в местной церкви. Трудоспособных сразу же погнали на работу, в храме осталось примерно сто человек стариков и инвалидов. Снабжались они по норме 200 граммов хлеба в сутки. О том, какие нечеловеческие мучения пришлись на их долю, свидетельствует докладная прокурора Ленского района Котова на имя прокурора Северного края: «В помещении бывшего собора в с. Яренске, где разместили вновь прибывших адм. ссыльных, 11 мая обнаружен труп старика лет 50-60 с вырезанными мягкими частями тела. По заключению врача эта операция (!) произведена у только что умершего человека, так как кровь была свежая.

32 В.П.Насонкин, П.Соколов. Этап в никуда. Часть II. «Совершенно несекретно». 16 июня 1991 г. Стр.3.

Прибывшим врачу и уполномоченному райуправления милиции живущие в соборе заявили: «А у нас уже трупы кушают...». Вырезанного мяса не обнаружено, но факт остается фактом: по Яренску молниеносно распространился слух: «Людей едят!» ОГПУ арестовало 8 человек, но результатов пока нет».³²

Свидетельства о людоедстве встречаются и в воспоминаниях бывших спецпереселенцев нашего района. Связаны они в основном с прибытием в 1932-1933 годах кубанцев, в большинстве своем это были старики и женщины с детьми. По свидетельству очевидцев, разместили их в поселках Четвертый и Шестой.

Вспоминает Анастасия Федоровна Кистанова, попавшая в Ленский район в 1930 году: «После нас привезли кубанцев. Привезли их в январе. Морозы стоят, а они в зипунишках. Приехали они с теплых краев, к морозам таким не привыкли. Привезли их много. Прибыли на подводах, подвод десять было. Так почти все кубанцы и поумирали, не выдержали. Помню, мы жили в Нянде, нам уже за работу паек давали.

33 Воспоминания А.Ф.Кистановой, собранные О.А.Угрюмовым. 12 апреля 1988 года. Из архива О.А.Угрюмова.

Женщина одна, кубанка, с двумя детьми убежала по реке с Шестого. Мы последние кусочки собрали, а она как вышла к людям, так и упала. Смотрим - умерла. А детей потом в детский дом забрали».³³

Светлану Васильевну Якшевич с семьей привезли в поселок спецпереселенцев в 1935 году. Еще девчонкой ходила она за ягодами туда, где еще стояли пустые бараки поселка Четвертый, где жили кубанцы.

Вот что она рассказывает: «Мы на Четвертый ходили за черникой, места там ягодные были. Заходили и в бараки, после того, как кубанцев там угробили, в бараках этих никто не жил.

34 Воспоминания С.В.Якшевич, собранные О.А.Угрюмовым. 22 февраля 1998 года. Из архива О.А.Угрюмова.

Там валялись черепа, ребрышки, но все это было мелкое, детское. Наши мальчишки черепами этими, как в футбол мячами, играли. А взрослые говорили, что там людей ели».³⁴

Марии Даниловне Альхимович довелось побывать в поселке Шестом еще когда там жили кубанцы. Вот как она вспоминает об этом:

«Их привезли зимой с 1932 на 1933 год. На Шестой, а с Шестого наших вывезли в Нянду всех, там оставили одних кубанцев. Они лежали, на работу не шли, пухли, голодали и ели человеческое тело. Да, это я глазами своими видела.

Мы тогда уже стали в лесу работать, мне тогда было пятнадцать лет, но все равно я пошла работать, надо что-то зарабатывать. Нам надо было заехать на Шестой, пошли по баракам. Заходим в один барак, глядим на нарах лежат четыре мужчины, опухшие. Мы спрашиваем:

- А чего вы лежите, на работу не идете?

А они говорят: Нас привезли сюда не работать, а помирать. Вот и лежим, помираем. Там был такой Пахомов, с нашего поселка, комендатура отправила несколько человек рыть могилы и хоронить, он и попал туда. Вот Пахомов и говорит:

- Каждый день по пять, по шесть гробов хороним. Хороним, так иной раз только кости. Повырезают все мягкое место и едят.

Не знаю, сколько времени прошло, но в то еще лето. Смотрим, едут какие-то уполномоченные на одной подводе, а на другой сидят два мужчины и две женщины. Ну, а что мы такие любопытные, ну что там с меня возьмешь, пятнадцать лет. А нам говорят: вот они ели людей, вот теперь их везут в Яренск.

И вот из этих кубанцев вот этих четверых вывезли, 25 детей отправили в детский дом.

35 Воспоминания М.Д.Альхимович, собранные О.А.Угрюмовым. 17 июля 1999 года. Из архива О.А.Угрюмова.

Вот сколько их осталось. А сколько их было - не знаю. Бараков десять, а, может, пятнадцать было, точно не знаю. Барак, куда я заходила, был полон людьми. Возраст трудоспособный, но они не работали».³⁵

Еще одна страшная беда, унесшая сотни жизней - болезни, и особенно тиф. Понятно, что при таких гигантских расхождениях планов размещения спецпереселенцев и той действительностью, с которой пришлось столкнуться при решении этой задачи, о создании условий жизни говорить трудно. На заседании президиума Ленского райисполкома 27 мая 1931 года намечается строительство жилых и хозпостроек, исходя из наличия спецпереселенцев и существующей нормы - 4 квадратных метра на человека.³⁶

36,37 Государственный архив Ленского района, ф. 1, оп. 1, дело 18, л. 13.

Хотя тут же отмечено, что «...необходимым количеством рабочей силы для выполнения плана в сроки участки не обеспечены».³⁷

Скученность людей, отсутствие в поселках бань, столовых, сырость в бараках - все это приводило к вспышкам эпидемий.

38 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 96.

«По состоянию на 10 - 16 февраля 1931 года в Ягвеле было 43 больных тифом, в Пантые - 30. И тем не менее вновь начинается уплотнение в поселках: Ягвель, где проживало 1045 человек, имел возможность, по мнению инспектора по переселению Н.Кузнецова, принять дополнительно 220 человек, Уктым (763) - 450, Пантый (1071) - до 300».³⁸

Сами поселки никак не способствовали ликвидации тифа по своим антисанитарным условиям. В той же докладной инспектора Кузнецова говорится:

39 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 96.

«Во всех домах сильная сырость, недостаток воздуха, помещения низкие, потолки непиленные, из тонких слег, быстро прогнивают. В помещениях в виду скученности и неряшливости грязно, даже в больнице и доме для детей в Уктыме нет скамеек, грязно, сплошные нары, пища готовится в котлах на улице».³⁹ Остались и свидетели того, как проходили эпидемии тифа в поселках.

Вспоминает Мария Игнатьевна Прилуцкая:

«Когда тифом люди заболели, народу умирало много: и на дорогах трупы лежали, и в лесу, и в бараках, жутко. Я в лесу на возке работала. Наши вальщики, мужики пожилые, говорят мне: что ты, девка, да на тебе лица нет, иди к костру погрейся. Я подошла к костру, у меня рукавичка теплая с руки упала, а я и не чувствую: у меня рука аж блестит вся, так пальцы замерзли. Они как стали руку мне растирать, я и сознание потеряла. Что делать, им же нельзя работу бросить. Они взяли меня и на колоду, где бревно привязывают, привязали и лошадь отпустили. Лошадь прямо к конюшне пришла. Конюх потом рассказывает: я вышел, смотрю, женщина привязана. Думал, что мертвая, а она еще живая. Затащил в барак. А вечером в поселок приехал медик, даже не фельдшер, а ветеринар. Ко мне подошел, пульс пощупал, температуру померил. Говорит: сорок один, мортис, не выживет, значит. А я память тогда не теряла, тихонько и отвечаю: сам ты мортис.

40 Воспоминания М.И.Прилуцкой, собранные 24 июля 1998 года Ю.О.Угрюмовой. Из архива Ю.О.Угрюмовой.

Я духом никогда не падала, оттого и выжила. В бараке потом вместе со всеми больными лежала. Тут и лежали, тут и умирали. А кормили как? Санитарка паек получит, в ведре сварит пойло такое: рыбки кусочек да пшена немного бросит. Вот и все».⁴⁰

В Яренске эпидемия тифа была столь распространена, что всех больных спецпереселенцев поместили в деревянную церковь. Для этого там были поставлены двухярусные нары. Умирало много, умерших хоронили по ночам в общей могиле на яренском кладбище. Несколько лет назад удалось отыскать несколько свидетелей, с помощью которых на территории кладбища было найдено место захоронения. В настоящее время здесь установлен памятник всем погибшим. Деревянная церковь, в которой лежали больные тифом, сгорела в 1933 - 1934 годах.

Как уже указывалось, в 1930 году к осени в район было завезено не менее 10 тысяч переселенцев.

41 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Изд-во газеты «Маяк» 1991 г. стр. 101.

«На 1 января 1932 года число их составляло уже 6341, на 1 июня этого же года - 5699».⁴¹

Отчего же спустя полтора года число спецпереселенцев уменьшилось едва ли не наполовину?

Конечно, не все могли смириться со своим положением и совершали побеги. Более того, побеги в начальный период ссылки облегчались тем, что «... до июля 1931 года расселением, трудоустройством и другими вопросами, связанными со спецпереселенцами, ведали краевые и областные исполкомы.

42 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования. 1991, N10. С.11.

И лишь постановлением СНК СССР от 1 июля 1931 года «Об устройстве спецпереселенцев» их административное управление, хозяйственное устройство и использование были поручены ОГПУ».⁴²

Ядвига Брониславовна Кураго бежала из поселка Пантый, куда попала в 1930 году. Вот как она рассказывает о своем побеге:

«С нашего поселка многие бежали, и я бежала. Мне на эту просеку показали: пойдешь по ней и попадешь в деревню Черва. Страшно было, потому что палочники караулили, если поймают - отведет к коменданту, а он накажет. Был у нас комендант один очень жестокий: искупает человека в мерзлой воде, а потом на холодный чердак человека этого посадит. А я решилась. Что же, как мне дальше жить, я уже от голода и работы тяжелой вся черная стала. Я ж дома топора в руках не держала, а тут все топором приходилось работать. В бараках зеленых жили, еще солнце не встает - подъем! Ходили кто в тапках, кто в лаптях, всяко. А кормили как? Дадут 10 граммов сахару, 30 граммов рыбы, 75 граммов крупы, 500 граммов хлеба. Это в день на человека. А если проштрафишься - то на барачный паек - 300 граммов хлеба - посадят...

43 Воспоминания Я.Б.Кураго, собранные О.А.Угрюмовым. 6 октября 1995 года. Из архива О.А.Угрюмова.

Народу в поселке гибло много, на просеках лежали покойники и не убирал никто.

Пойду, думаю, упаду так упаду, дойду, так дойду. И дошла до Червы. Там тогда лесопункт образовался, там и осталась».⁴³

44 Воспоминания А.Ф.Тимошенко, из архива Котласского общества «Совесть». 45 Воспоминания А.Г.Рябчиковой, из архива Котласского общества «Совесть».

И таких свидетельств немало. Анна Феликсовна Тимошенко ушла из поселка Уктым. Добралась до Яренска, а дальше до Котласа шла по деревням, на кусок хлеба зарабатывая тем, что служила нянькой, мыла полы.⁴⁴ Анна Гавриловна Рябчикова из поселка Ледня сбежала в Котлас: пробралась на пароход и спряталась на нем в дровах.⁴⁵

На поиски сбежавших переселенцев отправлялись работники комендатур, но в некоторых случаях в открывающихся лесопунктах беглецов скрывали.

46 Воспоминания А.Н.Мацуры, собранные О.А.Угрюмовым. 11 июня 1997 года. Из архива О.А.Угрюмова.

Анна Николаевна Мацура вспоминала, что когда в лесопункт приезжал комендант того поселка, откуда она сбежала, то ее заранее предупреждали об этом и она уходила прятаться в лес.⁴⁶ Объяснялось такое поведение лесопунктовского руководства очень просто: на лесозаготовках требовалась рабочая сила, а спецпереселенцы, которые после побега попадали сюда, готовы были работать за 500 граммов хлеба. Но удачно совершить побег удавалось далеко не всем, судьбы большинства сбежавших закончились трагично: не зная окрестных мест, обессилевшие, они гибли в лесах.

И все же можно предположить, что не столько побеги причина того, что за полтора года столь сократилось число спецпереселенцев. Причина - в гибели сотен и сотен людей от голода, от непосильного труда, от болезней, на лесоповале.

Несмотря на голод, на свирепствовавший тиф, на непривычные для большинства спецпереселенцев морозы, поселки жили, отстраивались. 3 июля 1931 года президиум Ленского райисполкома отмечает, что в поселках спецпереселенцев «...организована... учебная часть в примитивных школах».⁴⁷

47 Государственный архив Ленского района, оп. 1, дело 18, л. 17.

Строились бани, пекарни, столовые и даже клубы. Основным занятием была заготовка леса, но вместе с тем на территориях, очищенных от леса, раскорчевывались пни (эту тяжелую работы, которая считалась второстепенной, в основном выполняли женщины).

Поля, отвоеванные у тайги, запахивались. Лесопункты постепенно преобразовывались в колхозы. В отличие от обычных колхозов тех лет, поселки спецпереселенцев назывались неуставными, так как Устав колхоза для них не существовал: здесь хоть и был свой председатель колхоза из числа спецпереселенцев, но по прежнему была и комендатура, председатель, ведающий хозяйственными делами, во всем подчинялся коменданту.

О том, каких результатов добились переселенцы за несколько лет тяжелого труда, можно говорить на примере поселка Ледня. Здесь уже к середине тридцатых годов сеяли зерновые, садили капусту, и даже одними из первых в районе начали выращивать огурцы и помидоры, семена для этих культур переселенцам присылали по почте их родственники. Первое время посадки помидоров и огурцов гибли от заморозков, однако потом были построены парники, в которых получали неплохие урожаи. Правда, даже леднинским детишкам от этих выращиваемых овощей ничего не доставалось, все увозилось в район.

Была в Ледне своя столярная мастерская, которая изделиями своими славилась по всему району, шкафы, парты, столы, табуретки, изготовленные здесь, продавались во многих населенных пунктах, имелся даже в райцентре магазин, где продавались изделия леднинцев. Кроме столярной, было налажено шорное производство и другие производства.

Как и во всей стране, на территории Ленского района семьи спецпереселенцев очутились в условиях, мало пригодных для жизни. Как вспоминают очевидцы тех событий, голод, болезни, отсутствие элементарных бытовых условий приводило к гибели десятки и сотни человек. Частыми были побеги из лесных поселков, но далеко не все они заканчивались удачно: непривычные к условиям Севера, не умея ориентироваться в тайге, многие погибали.

В таких условиях строились первые лесные поселки, создавалась лесная промышленность района, к этим годам относится создание одного из крупнейших предприятий Ленского района - Ленского леспромхоза.

Многие очевидцы отмечают, что уже к середине тридцатых годов жизнь в поселках налаживается, развивается сельское хозяйство, распахиваются новые площади, появляются новое производство: столярное, шорное и другие. Однако все это создавалось благодаря усилиям людей, насильно вывезенных в необжитые места и вынужденных их обживать.