«Люд живет в тебе приказный...»
Б. УГРЮМОВ.
Краеведческий альманах
«Еренский Городок»
Вып.1, Яренск, 1999.
С.7.
В XIX веке Яренск, оказавшись в стороне от торговых путей, стал быстро приходить в упадок и превращаться в захолустный провинциальный городок. А что это такое -- мы знаем по произведениям Гоголя, Глеба Успенского, других писателей прошлого. Вспомните, например, Успенского:
«Городок принадлежал к числу самых заброшенных, самых бедных и глухих провинциальных углов, в котором, кроме всех видов бедности и всех видов неразлучного с бедностью невежества - то забитого, робкого, беспомощного, то самодовольного и поэтому еще более отвратительного. ...Городок этот поражал всякого, даже постороннего зрителя и поражал очень неприятно, явными признаками вымирания тех ничтожных крупиц жизненной силы, которая в прежнее время давала ему хоть какую-нибудь, но все-таки возможность существовать, жить, иметь хоть крошечные, но все-таки действительные цели, побуждавшие его, перебиваясь со дня на день, надеяться на что-то в будущем. Городок подгнивал, разваливался, заколачивал гнилыми досками окна и две-три опустевших домов и лавок и беспрестанно роптал - роптал на бедность. Повсюду тихо, везде заперты ворота и ставни, нигде не видно огня... везде в темных спальнях, на крылечках ...уездный люд пилит друг друга, пилит тихо, чуть слышно зудит пила, которою перепиливают человеческие кости».
Был ли Яренск таким, сказать трудно, но если судить по словам капитана Генштаба Услара, в середине прошлого века составлявшего военно-статистическое обозрение Вологодской губернии, о том, что «Яренск есть самый северный и самый бедный из всех городов Вологодской губернии», то, очевидно, и нашему городу были присущи хотя бы некоторые черты такого захолустья.
В 1820 году яренский городничий Булгаков докладывал своему начальству, что в городе домов каменных один, деревянных одноэтажных 138, церквей каменных три, деревянных две. Казенных строений 15, из них -- обвалившихся подвалов, винный один, пивной винный упавший один, питейных домов ветхих три, для продажи пива ветхий один. Сколько ветхих жилых домов, не сказано. Проживало в городе 879 человек. За столетие население города изменилось мало: в 1926 году в нем насчитывалось 949 человек.
Яренск продолжал оставаться тем же чиновничье-обывательским. О душной чиновничьей атмосфере провинциального захолустья свидетельствует тот же Услар:
«Всякий посторонний человек, которого судьба приведет в эти отдаленные уезды, должен ждать неприятностей со стороны местных чиновников... Высшей степенью умственного развития почитают они усвоение механического искусства составления деловых бумаг. Это есть зло неизбежное и покуда еще непоправимое... Жизнь идет однообразно и безмятежно в этих отдаленных городах; служебные занятия поглощают собой большую часть времени, остальное посвящается картам, взаимным визитам и, наконец, празднованию рождения и именин каждого из чиновников».
Чем это не характеристика гоголевских чиновников?
Шло время, но оно обходило стороной Яренск. В 1805 году в Вологодском сборнике было напечатано стихотворение:
Яренск, Яренск. Город грязный,
Захолустный городок!
Люд живет в тебе приказный,
Инвалид без рук, без ног;
Из мещан пять-шесть, не боле,
И те -- нищи наголо!
Еще ссыльных поневоле
Преступленье привело.
Дрянь дома, все развалилось.
Крыши сгнили уж давно,
И тесины повалились
И нависли под окно...
Таким вступал Яренск в XX век. И когда по этапу в него вступили политссыльные (в 1908-1909 годах число их в Яренске доходило до 500, а в последующие два года до 800) их ждали не только физические, но и нравственные муки.
Среди политссыльных было немало молодых. Они шли в ссылку с глубокой верой в лучшие времена.
Окруженный лихими штыками,
Кандалами уныло звеня,
Ты бредешь, подбирая руками
Цепи злые, что давят тебя...
Но в душе твоей чисто и ясно,
Ты идешь без тревоги вперед,
Где давно в этих дебрях ужасных
Ждут тебя и привет, и почет.
Ты идешь, окрыленный мечтою,
Что свобода уж скоро придет,
Что под мрачной могильной плитою
Все былое она погребет.
Так иди же ты с верой живучей,
Близок час, дни свободы грядут...
В обстановке жестокого полицейского надзора и душной чиновничье-обывательской среды провинциального городка не все, увы, могли сохранить эту веру. Газета «Север», издаваемая в Вологде, писала 24 января 1908 года: «В настоящее время в городе Яренск около 250 человек политических ссыльных. Положение тяжелое, нет квартир, повышаются цены на продукты первой необходимости...»
Спустя год «Вологодская жизнь» извещала: «Переведенные в совершенно непривычные для них климатические условия, вынужденные селиться в старых тесных коморках по нескольку человек, часто не имеющие теплой одежды, ссыльные в очень большом количестве подвержены заболеваниям.»
Но еще тяжелее были нравственные муки, вызываемые оторванностью от больших городов, от родных мест, Именно на этом и строился расчет царского правительства -- сломить сильных нравственно, помещая их в глухую провинцию.
Сильные выдерживали. Один из таких, Тихон Сергеев, писал жене: «...Я не сдаюсь. Нет таких препятствий, которые не прошел бы человек, если у него есть идея, цель, во имя которой он живет. Я живу в будущем. Я ощущаю это будущее, верю в силу и назначение человека. Крепись и ты, родная моя...»
Слабые сдавались. 3 февраля 1908 года застрелился политссыльный В. И. Кузьмин. На его похороны собрались все политические ссыльные и большое количество горожан. Журнал «Наша заря» № 2 сообщала в статье о яренской ссылке: «...в Яренске в начале 1908 года было три покушения на самоубийство за каких-то полтора месяца. Там же осенью 1909 года один ссыльный сошел с ума, а другой зарезался...»
«Маяк», 22 апреля 1989 года.